С Курска по нитке: как помогают беженцам из приграничных сел

Один из пунктов приема и выдачи гумпомощи располагается на территории монастырского подворья. Одно время здесь располагались дрожжевой и свечной заводы. Теперь стоят заброшенные строения с выбитыми стеклами, парники и складские помещения.

   Около входа с утра толпится порядка сотни человек.

На воротах висит фотография семейной пары: «Ищу родителей. Суджанский район, село Заолешенка». Рядом снимок мужчины: «Пропал человек! Повез гуманитарную помощь в город Суджа. Попал под обстрел». Волонтеры информируют собравшихся через мегафон: «Друзья, хотим предупредить, сегодня матрасы не выдаем».

Самые длинные очереди — за продуктовыми наборами, постельными принадлежностями и бытовой химией.

— Подскажите, я неделю назад получил талончик на постельное белье, сказали через три дня приходить. Сегодня уже седьмой день пошел, ничего нет, — теребит волонтера перед входом пенсионер.

Молодой человек пожимает плечами.

— В среднем до 3000 человек ежедневно обслуживаем, — рассказывает дежурный на входе. — Поначалу был бардак. Не понимали, как распределять помощь. Приходили цыгане, выносили по 6–7 пакетов. Пришлось охрану нанять. Теперь принимаем народ по паспортам.

Над головой раздается гул. Включается сирена ракетной опасности.

— Дрон сбили, — собеседник указывает на белую полосу в небе. — Я на каждый шорох реагирую, на любой звук. Четко понимаю, где взрыв, где ПВО сработала. Но уезжать из Курска мысли не было. Если все уедут, кто останется?

«Номер 4965, заберите постельное белье»

Одежду здесь можно брать без записи. Вещей хватает с избытком, часть лежит прямо на земле.

— Новые футболки до 46-го размера! — девушка-волонтер разложила на столе стопку белых маек.

— На 14 лет пойдет? — женщина хватает пару штук.

— А я влезу? — останавливается мужчина.

Волонтер прикладывает футболку к спине беженца: «Вроде по плечам подходит».

— Ох, что же такие маленькие, — вздыхает пенсионерка. — 56–58-го размера нет?

— Закончились.

По словам работников центра помощи, проблемы с размерным рядом налицо: «Больших размеров совсем мало; если приносят, их быстро разбирают. Много вещей в непотребном состоянии. Совсем негодное или грязное откладываем в сторону. Приносят туфли, свадебные платья. Бабушки просят что-нибудь на плоской подошве, а мы разводим руками — у нас только каблуки».

— Есть люди, у которых, кроме халата и тапок, ничего не осталось. Одна старушка босиком к нам дошла, — вспоминает девушка. — Поначалу вся монастырская территория была завалена одеждой, как на свалке. Кое-что мы расфасовали, перебрали. Если начнутся дожди, не представляю, что делать. Все склады забиты. Мы просим не приносить б/у одежду, но люди все равно несут. Не прогонишь ведь их. А вот новое доставляют редко. Как-то магазины прислали резиновые тапки, футболки, носки — вмиг разобрали.

Отец Владимир, который руководит процессом в подворье, замечает: «У людей сработал синдром: надо помочь, и неважно чем. Не исключено, что человек хотел выбросить вещи, но решил отнести сюда, и неважно, что они рваные. Нам тоже достается. Большинство переселенцев благодарны, но некоторые считают, что мы обязаны их обеспечить всем: детскими колясками, инвалидными креслами… Возмущаются, что нет зимней одежды. Но нам что принесут, то и раздаем».

Вокруг вороха одежды наворачивает круги дедушка, одетый явно не по погоде, в вязаном свитере, теплых штанах и осенних ботинках. «Мне бы что-нибудь легкое найти, а то жарко», — вздыхает. Уходит с пустыми руками.

— На мужчин мало что приносят: ни обуви, ни штанов, ни рубашек, — объясняет волонтер. — Один попросил обувь найти. Но ничего не было. Он лишь улыбнулся: «Конечно, это у женщины 10 пар обуви дома, им не жалко свои 5 отдать. А у мужчины 2 пары, которые он изнашивает до дыр, ему отдавать нечего». Зато дамы иногда капризничают. Подберешь им брюки или блузку, а они кривятся: мол, это не мой стиль. Я думаю: какой стиль, тут бы размер подошел!

Мужчин тут и правда немного. Те, кто есть, стоят в сторонке, неловко деревенскому мужику копошиться в ворохе шмотья.

— Я тебе брюки нашла, — подбегает к одному взмыленная женщина.

— Куда мне светлые? — отмахивается супруг. — Еще белые тапочки предложи!

Часть вещей развесили на рейлы в брезентовой платке. Внутри волонтер помогает маме с коляской. «Не на кого оставить ребенка, вот стоим с ним в очередях», — извиняется молодая женщина.

Оповещения в мегафон не прекращаются: «Номер 4965, заберите свое постельное белье», «Игрушки находятся около баклажек с водой. Разбирайте».

Около старых детских колясок останавливается семейная пара. Держат друг друга под руки. На жене черная траурная косынка.

— Соседка, что случилось? — подбегает к женщине одна из беженок.

— Мама умерла. Мы ее в Воронеж перевезли, а она не выдержала. Инсульт.

Обнимаются…

«Библию быстро расхватали»

На улице 36 градусов. Нещадно палит солнце. Многие отходят в тень. Я тоже не выдерживаю. Сажусь на ступеньки склада под навес.

Рядом хрупкая женщина раскладывает в мешки добытые вещи.

— Дай бог здоровья тому, кто нарыл, я бы сама не смогла, — разговаривает сама с собой. — Не могу долго ковыряться, плохо становится.

Обращается ко мне.

— Люди добрые дали мне детскую смесь. Она полезная, глянь, сколько витаминов, — показывает этикетку. — У меня с желудком проблема, денег на лекарства нет, а этот напиток как раз кстати.

Моя новая знакомая Катя рассказывает свою историю настолько спокойно, будто речь идет о чем-то будничном: «Я жила в Большесолдатском районе. Там ухаживала за бабушкой. Ее раньше увезли, а я на хозяйстве осталась. Потом еле оттуда ноги сделала. У меня ничего не осталось, только это платье и тапки. Поселилась недалеко от Курска. В деревне дали хатёнку-развалюшку. Попросили сторожить. Газа нет, но свет имеется. Вода в колонке. Матрас, одеяло тоже были. Пока тепло, многих беженцев пустили в такие неотапливаемые дачи. Как дальше жить, ума не приложу. Далековато, конечно, от города, но хоть деньги не содрали. А то слышала, как мужик на автобусной остановке матерился, что с беженцев по 50 тысяч рублей за аренду квартиры просят».

— Я вам халатик нашла, — обращается к моей собеседнице волонтер.

— Дай бог здоровья вам, — Екатерина примеряет обновку. — Хорошенький, хлопок, наверное. Жаль, пояса нет, но это мелочь, шнурочком подвяжусь.

— Курточка не нужна? Подростковая, правда.

— Легонькая, приличная, но коротковата, — отказывается.

Екатерина продолжает разговор: «Никто из моих соседей не уехал дальше Курска. В один конец, возможно, нас профинансируют, а оттуда как? Ощущения такие: ты сам тут, а сердце там». 

По профессии Катя — водитель автобуса, но работать уже не может: 62 года, был перелом тазовых костей. Мужа у нее нет, сама себе режиссер.

— Никогда не думала, что окажусь в такой ситуации, — добавляет Екатерина и сочувствует волонтерам: — Господи, пошли им смирение выдержать такое испытание. Заметила, что среди беженцев есть простые люди, а есть наглые, топчут ногами одежду, берут только новое с биркой. Ни фига себе, думаю, высшая материя. Я тут видела одну женщину, которая сидела горем убитая, губы синие тряслись. Плакала, что ей подушка и постельное белье не достались. А мне в тот день как раз выдали маленькую подушку, как футбольный мячик. Я ей отдала. Себе найду, что подложить под голову.

Очередное сообщение в мегафон: «В последнее время обувь для вас самое важное. Есть абсолютно любые размеры, берите. Все бесплатно».

— Я себе кроссовки выбрала и туфельки чуть поношенные, — кивает Екатерина. — Помогла одному парню раздобыть свеженькие ботинки, он сам никак не мог справиться.

Источник