«Мучительное счастье» Борисова: жизнь на грани искусства и судьбы
На днях исполнилось бы 95 Олегу Борисову. А что ТВ? Оно сделало свое дело — правда, лишь на одном отдельно взятом канале под названием «Культура». Вот фильм о нем, вот «На войне как на войне», художественное кино. И все… Гения не стало, когда ему было всего-то 64.
Да, неуживчивый, с ним было трудно, конечно. И режиссерам, даже великим, и коллегам. Но это видимость, на самом деле Борисов был такой чуткий, такой ранимый. Его просто нужно было понять.
Когда он служил в киевском театре имени Леси Украинки, артисты на него написали коллективный донос, одна лишь Ада Роговцева отказалась. «Зависть — это нормально для театра», — всегда повторял Олег Борисов. Испытано на себе. И в БДТ стоял как-то отдельно от всех великих — Басилашвили, Стржельчика, Луспекаева, Копеляна, Лебедева… Им-то было хорошо друг с другом, а он творец-одиночка. Всегда одиночка. И когда после стольких лет блистательной работы (хотя настоящие, истинные роли получал редко) он сказал Товстоногову, что уходит, тот только и вздохнул с облегчением, удерживать уже не стал. Потому что такой неудобный, порой даже дерзкий, не от мира сего. Только к людям это не имело никакого отношения, исключительно к театральному процессу, который он так чтил.
Потом — Москва, МХАТ, Ефремов. И был всегда с ним, и пошел за ним после раскола. Но как-то, репетируя Астрова (превосходно!), вдруг на следующий день на доске объявлений при распределении не увидел себя: Астровым стал уже Олег Ефремов. Что бы это значило? Всего лишь приближающиеся гастроли — в Париж, Японию… И Борисова тогда «отцепили».
Это мучительное счастье — быть Олегом Борисовым. Никуда он не вписывался, просто сам по себе, сам с собой. Вот и кино по «Культуре» показали — хорошее кино, но он там один из многих. А могли бы дать другие фильмы, с блистательной его игрой, где он виден как никогда. Ну вот «По главной улице с оркестром» Тодоровского или же «Слуга» Абдрашитова. Да много еще…
Это был гений с такой трудной судьбой. Болезнью, о которой он никому никогда не говорил. Он только играл, играл до последнего…
